Men in Contemporary Russia: The Fallen Heroes of Post-Soviet Change? by Rebecca Kay
2006; Ab Imperio; Volume: 2006; Issue: 4 Linguagem: Russo
10.1353/imp.2006.0045
ISSN2164-9731
Autores Tópico(s)Sociopolitical Dynamics in Russia
Resumo516 Рецензии/Reviews Иван ГОЛОЛОБОВ Rebecca Kay, Men in Contemporary Russia: The Fallen Heroes of Post-Soviet Change? (Aldershot, UK: Ashgate, 2006). 246 pp. Bibliography , Index. ISBN: 0-75464485 -5. В формальном отношении монография Ребекки Кей является результатом полевых социологи- ческих исследований, проведен- ных в двух городах – Барнауле и Калуге, однако фактически это часть целого цикла исследований, посвящённых социологии гендера в современной России и осно- вывающихся на гораздо более широком материале.1 Он вклю- чает в себя использование как традиционных для выпускников бирмингемского Центра россий- ских и восточноевропейских ис- следований полевых наблюдений и интервью, накопленных автором за более чем 10 лет активной работы, так и опубликованных текстов, среди которых в данной книге фигурируют, например, было в возрасте 21-22 лет. Как и в случае с Ящиком, который пошел на действительную службу в воз- расте 22 лет. В воспоминаниях Ящика (С. 77) говорится, что начальником охраны императрицы и ее доче- рей был мичман Задорожный. В комментариях Потолова (С. 114) уточняется, что это был “черно- морский матрос Задорожный”. То же самое сообщается и в других источниках.6 После октябрьского переворота в Крыму прошли мас- совые казни офицеров флота. Раз- умеется, никому из них советская власть не могла доверить охрану членов царской семьи. Как уже упоминалось выше, в конце книги приведено описание русской православной церкви Александра Невского в Копен- гагене. Это описание, храняще- еся в библиотеке копенгагенской ратуши, переведено с датского на русский И. Н. Демидовой. К сожалению, в этом описании не упоминается мраморный бюст императрицы Марии Федоровны работы известного российского скульптора М. M. Антокольского. Он установлен на постаменте в конце небольшого дворика этой церкви. Однако эти небольшие замечания никоим образом не портят великолепия книги. 6 Ю. В. Кудрина. С. 187; C. Hall. Рp. 330-331. 1 R. Kay. Russian Women and their Organizations: Gender, Discrimination and Grassroots Women’s Organisations, 1991–1996, Basingtoke, 2000; eadem. Images of an Ideal Woman: Perceptions of Russian Womanhood through the Media, Education and Women’s Own Eyes // M. Buckley (Ed.). Post-Soviet Women: From the Baltic to Central Asia. Cambridge, 1997. Pp. 77-98. 517 Ab Imperio, 4/2006 “настоящим мужиком” в реалиях постсоветского общества. Автор работает в ключе об- щепринятого в данной области разделения между полом и ген- дером, между биологически раз- личаемым мужчиной и социально конструированной мужественно- стью, изменчивым понятием того, каким должен быть “настоящий мужчина”. Кей придерживается методологической презумпции со- временного дискурс-анализа, со- гласно которому идеологические конструкты конкретной идентич- ности постоянно сталкиваются с невозможностью их полной реализации актуальными прак- тиками социальных интеракций. Исследовательница отталкивается от понятия “кризиса маскулин- ности”. Обращаясь к близкому ей примеру из современной англий- ской истории, автор указывает, что даже в относительно стабильных обществах события типа мас- сового сворачивания тяжелой промышленности в период на- хождения у власти правительства Маргарет Тэтчер, помимо массы экономических, политических и культурных последствий, имели результатом радикальную транс- формацию гендерных отношений в пораженных экономической письма читателей и читательниц в “семейные” журналы (“Сельская жизнь”, “Работница” и т.д). Социологический интерес автора к мужчине объясняется не только явной диспропорцией в российских гендерных иссле- дованиях, за редким исключением практически всецело обращён- ных к женщине,2 но и конъюнкту- рой современного англоязычного информационного пространства. Отправной точкой исследования и в некотором смысле его мо- тивацией является стремление критически подойти к широко распространенному в западных СМИ негативному стереотипу современного российского муж- чины и весьма избирательным представлениям о современной российской действительности. Кей не пытается объяснить при- чины данной избирательности и не вступает в диалог с её апологе- тами. Она пытается понять: что значит быть мужчиной в совре- менной России? И в поисках от- вета обращается к контексту сим- волических ресурсов – образам и идеалам настоящего мужчины, а также социальным условиям их институционализации – эконо- мическим, культурным и идео- логическим возможностям быть 2 А. Юрчак. Мужская экономика: “Не до глупостей, когда карьеру куешь”// Непри- косновенный запас. 2001. № 5 (19). C. 245-267; он же. Миф о настоящем мужчине и настоящей женщине в российской телевизионной рекламе / Под ред. В. Тишкова. Семья, Гендер, Культура. Москва, 1997. С. 389-399. 518 Рецензии/Reviews депрессией областях. В рабочих районах, жители которых об- ладали сформировавшимися в многолетней практике трудовыми навыками и определенной про- летарской гордостью, уволенные с угольных и сталелитейных предприятий мужчины оказались просто не способны работать парикмахерами, кассирами или рекламными агентами. Это не со- ответствовало их представлениям о мужской работе, о своем месте в жизни и о будущем собственных детей. Вспомним историю “Билли Элиота”. Обращаясь к реалиям пост- советской России, Кей замечает, что здесь мы имеем основание говорить об общем кризисе маску- линности гораздо более широкого масштаба. По мнению автора, широта кризиса выражается не только в гораздо более глубоких социальных пертурбациях 1990-х гг., но также транслируется весьма специфическим идеологическим оформлением маскулинности в России, противоречия в котором достаточно явно прослеживаются на протяжении уже нескольких столетий. Центральным моментом дис- курсивного разлома здесь явля- ется вопрос акторства. В усло- виях авторитарного государства, стремящегося регламентировать как можно больше сфер жизни, ценность мужчины как главы се- мейства падает, поскольку многое из его обязанностей начина- ет напрямую контролироваться государством. Это, например, касается здоровья, образования, будущего детей. В то же время беспомощность мужчины в пу- бличной сфере начинает активно компенсироваться установлени- ем квазивластных отношений в сфере приватной. Отсюда, по мнению автора, идут традиции семейного насилия “Домостроя”. Кей показывает, что данный раз- лом отчетливо просматривается в публичном дискурсе в послед- ние годы существования СССР. Она отмечает, что в силу разных причин в целом ряде областей мужчина оказывается вытолкну- тым на периферию смыслового пространства, где он теряет свою однозначную идентичность. Наи- более явно дискурсивная марги- нализация мужчин происходит в семейном дискурсе и дискурсе личной жизни. В ее основе лежат два направления официальной идеологии советского государ- ства: государственный патерна- лизм и доктрина форсированной эмансипации женщины. Итак, активное вторжение го- сударства в сферу частной жизни сняло с мужчины большую часть ответственности за здоровье, об- разование и безопасность членов семьи. “Моя милиция (а не, напри- мер, “мой муж”) меня бережет”, 519 Ab Imperio, 4/2006 “Минздрав (а не, к примеру, “мой папа”) предупреждает...” и про- чие лозунги позднесоветской эпохи наглядно демонстрируют девальвацию мужчины как актора в публичной сфере. Пропаганда же “семьи как ячейки общества”, культуры “материнства и детства” (опять же, заметьте, про отцовство – ни слова) открыто передавала всю ответственность за семейное счастье женщине, “выталкивая” мужчину из смыслового поля приватной жизни. “Женоцен- тричность” советского дискурса находит свое отражение в ряде фактов. Так, например, в СССР существовал целый ряд журналов для женщин и про женщин (“Кре- стьянка”, “Работница” и т.д.), од- нако не издавалось журналов про мужчин (“За рулем”, при всем его “культовом” статусе, соперничать с женскими журналами здесь не мог). На страницах “гендерно нейтральных” изданий, обраща- ющихся к личным проблемам, женские вопросы обсуждаются гораздо шире, чем вопросы муж- ские. Кроме того, в этом же ряду стоит явный приоритет админи- стративной поддержки женского движения. В период перестройки на уровне муниципальной власти, гор-, обл-, и крайсоветов государ- ство всячески стимулировало воз- никновение женских обществен- ных организаций (женсоветы), создавая массу проблем мужским (вспомним историю “мапулечек”). В целом Кей отмечает, что, как это ни парадоксально, но, за ис- ключением “защиты Отечества”, мужественность артикулируется достаточно узко, мужчина совет- скому дискурсу оказывается про- сто не нужен. Ему не находится места в смысловом поле проектов построения “светлого коммуни- стического будущего”. Если тема “советской женщины” является достаточно распространенным дискурсивным конструктом, фра- за “советский мужчина” сама по себе как-то режет слух. Везде, где появляется мужчина, начинает артикулироваться его професси- ональная (“рабочий”), партийная (“коммунист”), региональная (например, “сибиряк”) и прочие другие, но никак не гендерная (собственно “мужчина”) или семейная идентичность (“отец”, “муж”, “сын”). Дискурсивная маргинализация мужчины как идентичности при- вела к интересной ответной реак- ции. Мужественность стала куль- тивироваться альтернативными средствами. Она стала обретать социальную значимость в кон- тексте неформальных мужских ассоциаций и практик, наиболее распространенной из которых становится коллективное мужское пьянство. Если последнее явля- ется достаточно универсальной альтернативной признаваемой 520 Рецензии/Reviews значимости мужчин, специфиче- ские закрытые и изолированные от внешнего мира неформальные мужские “клубы по интересам” (“рыбаки”, “доминошники”, ав- толюбители), повсеместно рас- пространенные в период позднего СССР, показывают специфику именно российского ответа кри- зису мужской идентичности. Распад Советского Союза при- вел к радикальному изменению дискурсивной ситуации, что за- кономерно привело к трансфор- мации мужской идентичности. Основным фактором, определяю- щим данную трансформацию, ста- ло изменение социокультурного контекста того, что значит “быть мужиком”. Однако эти измене- ния не только не способствовали гармонизации роли российских мужчин, а, напротив, усугубили дискурсивный диссонанс их по- ложения в семье и обществе. Во- первых, из многих областей жиз- ни самоустранилось государство, оставив людей наедине с очень многими проблемами. Это артику- лировало массу новых или ранее не актуализированных полностью требований к мужчинам, таких как финансовое обеспечение семьи, социальная и физическая защита ее членов. Во-вторых, как это ни парадоксально, на уровне публичного дискурса усилилась дискредитация “среднестатисти- ческого” российского мужчины как не соответствующего идеалам новой жизни. В этих условиях стали выри- совываться новые области фор- мирования маскулинности. В пу- бличной сфере автор закономерно отмечает фиксацию образа мужчи- ны как “защитника Отечества”, ко- торый, как отмечает Кей, несмотря на внушительную волну критики и дискредитации российской армии, продолжает оставаться достаточно привлекательным материалом маскулинности в новой России. Далее автор обращается к про- блеме замещения функции соци- альных гарантий членам семьи, ранее всецело лежавшей на плечах государства. Как показывает Кей, очень часто основной функцией мужчины становится финансо- вое обеспечение потребностей своей семьи, что отражается и на уровне личных рефлексий, где “хороший муж”, в частности, рассматривается прежде всего как “приносящий в семью деньги”. Третьей областью, позволяющей российским мужчинам обрести свою гендерную идентичность, становится бизнес, и в особенно- сти частное предпринимательство, где мужчина получает возмож- ность реализовать свою инициати- ву и, что немаловажно, власть, как минимум в отношении работников своего предприятия. В приватной сфере векторы ар- тикуляции мужественности также 521 Ab Imperio, 4/2006 претерпели некоторые изменения. У мужчин появилась возможность занимать более деятельную по- зицию в семейной жизни. Благо, теперь быть домохозяином, может быть, и не так престижно, но не осуждаемо и уж точно не уголов- но наказуемо, как это было в со- ветские времена. Кей показывает, что, несмотря на все давление традиции, игнорирующей смысл мужчины в домашних делах и воспитании детей, в современ- ной России это все чаще стано- вится ответом “сильного пола” на невозможность обретения своей гендерной идентичности в публичной сфере. Хотя и этот ответ является далеко не таким простым, как кажется. По мысли автора, практически все идеалы мужественности в со- временной России так или иначе оказываются сопряженными с огромными проблемами, встаю- щими на пути их актуальной реа- лизации. Основной проблемой яв- ляется “практическая” невозмож- ность реализации собственной мужественности в обеих сферах – в приватной и публичной. Если ранее мужчина просто игнориро- вался как актор приватной сферы, то сейчас он стал агрессивно вы- талкиваться из области приватных отношений требованиями новой маскулинности. Элементарней- ший пример: мужчина, кото- рый, следуя стратегии “хорошего мужа”, вынужден работать сразу в нескольких местах, проводя на работе вечера и выходные, просто физически оказывается не в состо- янии реализовать себя, например, как “отец”. Стереотипное пред- ставление о том, что “мужчина совершенно бесполезен дома”, теперь оказывается подкреплен- ным реальной неспособностью мужчины что-то этому противо- поставить, поскольку доступные публичные стратегии достижения своей идентичности начинают противоречить перспективам ис- полнения мужской роли в личной жизни. Тем не менее, как отмечает автор, несмотря на все трудности, российским мужчинам все-таки удается находить выход из сложив- шегося положения. На примере того же публичного дискурса Кей находит множество иллюстраций “настоящих мужчин”, более или менее полно реализующих свою мужественность в самых разных областях: от бизнеса и службы от- ечеству до семейных отношений – в роли “крепких хозяев” и заботли- вых отцов. Автор показывает, что разговоры о порочной природе российских мужчин представляют собой не более чем безоснова- тельные обвинения. Проблем у мужчин в России действительно много, гораздо больше, чем, на- пример, у мужчин в современной Великобритании или в Западной 522 Рецензии/Reviews Европе в целом. Однако виной этому является не их природа, и приводимые Кей примеры это наглядно подтверждают, а тра- гедия исторического момента. Не случайно подзаголовок книги называет российских мужчин “павшими героями постсовет- ских трансформаций”. На смену женоцентричному публичному дискурсу позднего СССР пришел дискурс “настоящего мужчины”, требующий зачастую слишком многого от индивида, мужествен- ность которого ранее просто не замечалась. Исследование, проведенное Кей, весьма интересно и по- учительно не только потому, что идет вразрез с распространенным на Западе да и в самой России стереотипом неполноценности российских мужчин, но и тем, как автор подходит к анализу самого феномена мужественности и его конкретного преломления в ре- алиях постсоветского общества. Рассмотрение гендерной иден- тичности в контексте символи- ческих ресурсов маскулинности, ее идеологического оформления, помещенных в контекст возмож- ностей их реализации в сфере актуальных социальных отноше- ний, является достаточно новым подходом не только в российских гендерных исследованиях, но и в социологических исследованиях современного российского обще- ства в целом. Тем не менее, имеет смысл обратить внимание на некото- рые вопросы, возникающие при чтении книги. Пожалуй, главной проблемой кажется некоторая из- бирательность сфер публичного дискурса в данном исследовании, занимающего важное место в формировании мужской идентич- ности. Как уже указывалось выше, автор активно работает с прессой и официальными текстами, “про- граммными” работами, способны- ми дать некоторое представление о роли и месте женщины в со- ветском обществе. Однако совер- шенно парадоксальным образом Кей избегает прямого обращения к текстам культурного характера, художественным произведениям – книгам, фильмам, визуальным образам рекламы и другим дискур- сивным конструкциям, которые, на мой взгляд, оказывают гораздо большее влияние на формирова- ние образа мужественности, неже- ли газеты и журналы при всем их влиянии на советскую и современ- ную российскую культуру. Было бы крайне интересно посмотреть, как проблемы и решения кризис- ной маскулинности отражаются, например, в современном россий- ском игровом кино,3 или просле3 См., например, интересное исследование Александра Прохорова: “Человек ро- дился”: Cталинский миф о большой семье в киножанрах “оттепели” / Семейные 523 Ab Imperio, 4/2006 дить трансляцию моделей новой мужественности в области попу- лярной культуры и в особенности в музыке. Можно сравнить само- репрезентации поп-групп “На- На” и “Любэ” или исполнителей Бориса Моисеева и Петра Мамо- нова, чтобы увидеть все богатство образов мужественности, транс- лируемых популярной культурой. В этой связи весьма интересным также кажется обращение внима- ния к вопросам гомосексуализма и гомофобии, которые в связи с событиями вокруг планируемого гей-парада в Москве в 2006 г. и дискуссиями, развернувшимися вокруг присвоения Борису Моисе- еву звания “заслуженного артиста РФ”, стали обретать все большую социальную значимость и которые практически полностью игнори- руются в работе британской ис- следовательницы. Тем не менее, данные про- блемы ничуть не умаляют значе- ние и ценность представленной работы. Книга Кей – первое по- настоящему серьезное социоло- гическое исследование феномена российского мужчины, и, не будь ее, нам вряд ли удалось бы ар- тикулировать вышеозначенные проблемы, которые намечают новые ориентиры исследований маскулинности в современной России. Кроме того, отметим, что отдельного внимания заслужи- вает последняя часть книги, где автор обращается к деятельности Алтайского кризисного центра для мужчин. В последнее время в России и за рубежом ведутся жаркие дискуссии о судьбах рос- сийского гражданского общества и перспективах деятельности неправительственных организа- ций. В основном в их эпицентре находятся крупные междуна- родные организации, занимаю- щиеся разного рода “помощью” и “содействием установлению демократии”. Вероятно, они так- же составляют элемент искомого общества, однако, по мнению Кей, настоящая гражданственность формируется не на страницах обличающих отчетов и горячих репортажей, а в обществах вроде Алтайского центра, образованно- го “снизу”, не имеющего связей с крупными международными фон- дами и ведущего рутинную работу по оказанию реальной помощи и поддержки реальным людям даже в таком сложном вопросе, как кри- зис мужской идентичности. узы: Модели для сборки. Сборник статей / Под ред. С. Ушакина. Москва 2004. Кн. 1; или ранее упомянутое исследование Алексея Юрчака о формировании мужского и женского образа в рекламе. ...
Referência(s)