Empire: The Russian Empire and Its Rivals by Dominic Lieven
2001; Ab Imperio; Volume: 2001; Issue: 3 Linguagem: Russo
10.1353/imp.2001.0090
ISSN2164-9731
Autores Tópico(s)Russia and Soviet political economy
ResumoAb Imperio, 3/2001 571 sorbs the shock of such a collapse and makes it less painful." (Ibid.) Diakin is correct in insisting on the incompatibility of empire with the political ideal of the nineteenth and twentieth centuries – the nationstate . If they are to continue, multinational states, a category which includes empires, must somehow come to terms with this ideal. Defeat in World War I destroyed the Russian Empire. Had its collapse been accepted by Russia's new rulers, Diakin argues, it could have been gradually reconstructed on the basis of political equality for its peoples, who were already linked economically and culturally. Diakin implies here a true federation of ethnically defined units, similar to the one the Soviet Union purported to be, but in fact was not: "Having used, from the start, the slogan of the old empire, and having then created by force its own [empire] on the wreckage of the old, the Bolshevik party planted under the country's further development the mine that has exploded in our days." (pp. 61-62) State reconstruction on the basis of political equality among the nationalities is a much more difficult task after the collapse of the Soviet Union than it would have been in 1917, according to Diakin. The intervening seventy-five years have created an "absurd level" of "regional economic specialization within the framework of a single national economy." Furthermore , the settlement of significant numbers of Russians outside the Russian Federation "creates tension in Russia's relations with the republics that have attained independence and engenders chauvinist tendencies both in Russia and in the other states of the CIS." (Ibid.) It is much to be regretted that Diakin did not live to weave his abstracts and notes into a connected narrative and to refine his analysis of the government's policy toward the country's minority nationalities. But the working materials he left, so well presented in this volume, are of great value to students of this theme – a theme so central to Russia's past, present, and future. Сергей ГЛЕБОВ Dominic Lieven, Empire: The Russian Empire and Its Rivals (London: John Murray, 2000; Yale University Press, New Haven, CT, 2001), xxiii, 486 p.; ill., maps. Исторические исследования империи занимают довольно своеобразное место в англоязыч- ной историографии. Внимание Рецензии 572 историков обращено к двум чет- ко разграниченным феноменам. С одной стороны, интенсивно об- суждается рождение и развитие заморских империй Англии, Франции и Нидерландов; внут- ренняя и внешняя политика госу- дарств в контексте колониальной экспансии; так называемые cultural and post-colonial studies исследуют механику поддержа- ния западного господства в коло- ниях и процессы формирования колониальных обществ под зор- ким присмотром метрополий.1 С другой стороны, историки- специалисты по Центральной и Восточной Европе формируют свои собственные парадигмы, ос- новываясь на историческом опы1 Один из наиболее важных сборников работ в области cultural and postcolonial studies: Frederick Cooper, Ann Laura Stoler (eds.). Tensions of Empire: Colonial Cultures in a Bourgeois World. Berkeley, Calif., 1997. О развитии за- падноевропейского колониализма и идеологиях европейского превосходст- ва см. Michael Adas. Machines as the Measure of Men: Science, Technology, and Ideologies of Western Dominance. Ithaca, N.Y., 1989; наиболее известная работа по истории и теории империй в англоязычной историографии: Michael W. Doyle. Empires. Ithaca, N.Y., 1986. Примечательный сборник работ по ис- тории российского империализма – Daniel R. Brower and Edward J. Lazzerini (eds.). Russia's Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Bloomington , 1997. те великих континентальных им- перий Нового Времени. Прежде всего, речь идет о монархиях Габсбургов (с распадом социали- стического блока в Восточной Европе исследования Австро- Венгрии пережили настоящий ренессанс) и Романовых, в мень- шей степени – империи Гоген- цоллернов (в которой, несмотря на то что единственный значи- тельный ненемецкий компонент был представлен польскими тер- риториями – Великим Герцогст- вом Познани, – этническая на- пряженность часто принимала организованные формы в силу высокого уровня индустриально- го развития).2 Границы между этими двумя областями исторического иссле- дования проведены довольно четко. С уверенностью можно сказать, что имперский опыт кон- тинентальных монархий практи- чески не учитывается историками империй заморских; историки же европейских континентальных монархий только с недавних пор стали вводить в научный оборот понятия и концепции, происхо- дящие из области исследований заморских империй. Так, напри- мер, исследования возникновения "образа Другого" посредством формирования сложного и "на2 Richard Blanke. Prussian Poland in the German Empire (1871-1900). New York, 1981. Ab Imperio, 3/2001 573 учно обоснованного" дискурса в отношении колониальных наро- дов, известного в англоязычной историографии под общим до- вольно ёмким названием "ориен- тализм", не только стали почти объектом поклонения в англоя- зычной академической среде, но и с пользой начинают занимать определенное место в исследова- ниях континентальных империй. Подобное развитие в целом можно только приветствовать – с условием, что давно проверенные и дающие любопытные результа- ты методы исследования, такие, например, как дипломатическая история и история международ- ных отношений, продолжают ос- таваться актуальными. Именно в этом смысле книга Доминика Ливена "Империя: Российская Империя и её соперники" являет- ся блестящим вкладом в историо- графию империй. Ливен, давно состоявшийся в англоязычной историографии специалист по сравнительной истории европей- ских аристократий, исследователь роли России в первой мировой войне и дипломатических отно- шений в конце девятнадцатого – начале двадцатого веков, предла- гает читателю научный труд, при чтении которого слегка перехва- тывает дыхание от способности автора с изящной легкостью пе- ремещаться из периода ранней династии Хань в Китае в период формирования Европейского Со- общества. Настойчивые сопос- тавления последнего со средне- вековым германским Райхом, со- мнительные в любом ином кон- тексте, приобретают вполне ос- мысленные очертания в тексте Ливена, который оговаривается, что понимает средневековый Райх именно в смысле множест- венности лояльностей и пересе- кающихся суверенитетов, что яв- ляется и характеристикой возни- кающего на наших глазах Евро- пейского Союза.3 Структура книги соответству- ет её задаче: в первой части Ли- вен анализирует понятие импе- рии в разные исторические пе- риоды и суммирует дебаты исто- риков об империализме; во вто- рой части автор коротко, но со- держательно исследует опыт им- перий Британской, Оттоманской и Габсбургской; в третьей части, целиком посвященной России, уделяется внимание геополитике 3 Работы Доминика Ливена: Dominic Lieven. Nicholas II: Twilight of the Empire . New York, 1994; The Aristocracy in Europe, 1815-1914. New York, 1993; Russia's Rulers Under the Old Regime. New Haven, 1989; Russia and the Origins of the First World War. New York, 1983; а также вышедшие под его редакцией British Documents on Foreign Affairs: Reports and Papers from the Foreign Office Confidential Print. Part I, From the Mid-Nineteenth Century to the First World War. Series A, Russian, 18591914 . Frederick, MD., 1983 Рецензии 574 и народонаселению Российской Империи, роли государства в со- отношении с ролью общества, динамике развития Император- ской России и Советского Союза; наконец, последняя часть книги анализирует последствия и воз- можные перспективы имперского опыта. Безусловно, рецензия на подобное исследование может быть лишь выборочной, уделяю- щей внимание только некоторым аспектам работы. Задача Ливена, как он сам её определяет, состоит именно в об- зоре истории концепции империи в контексте Realpolitik, в котором эти империи рождались и суще- ствовали. Вопрос могущества империй, основанного на челове- ческих и территориальных ресур- сах, занимает Ливена более всего. Империя для него – это составное государство, характеризующееся своими масштабами, диверсифи- цированностью групп населения, языков и культур, а также свои внешним могуществом. Вопрос о форме правления такого образо- вания не включается автором в разряд заслуживающих внима- ния. Именно в этом смысле пара- доксы империи Российской, та- кие как, например, отношения между государством, одним из самых могущественных в Европе, и населением, одним из самых бедных, интересуют Ливена. К сожалению, автор не захотел уделить больше внимания само- му существенному парадоксу империи (и не только Россий- ской), а именно, некоему проти- воречию между тем, что европей- ские империи Нового Времени служили орудием модернизации и тем, что они блокировали мо- дернизационные процессы. За- частую основанные на админист- ративном принципе, берущем на- чало в немецком Просвещении, европейские континентальные империи ставили своей задачей всемерную интенсификацию применения ресурсов государства посредством использования ра- циональных техник управления, принятия технологических инно- ваций, введения и развития обра- зования. В то же время империи эти были вынуждены, просто для того чтобы выжить, подавлять проявления местного национа- лизма, которые были в свою оче- редь порождены имперской же политикой модернизации. Ливен превосходно показывает, как, на- пример, подобное принятие ра- циональных техник позволило Российской Империи в XVIII ве- ке превзойти в мощи Империю Оттоманскую, вероятно, наибо- лее сильное государство в Европе в конце пятнадцатого – начале шестнадцатого веков. В то же время, вопрос о том, почему Оттоманская империя, невзирая на попытки реформ и модернизации с середины XIX Ab Imperio, 3/2001 575 века (период Танзимат), не суме- ла преодолеть некий барьер и войти в число Европейских дер- жав, остается, по мнению рецен- зента, открытым. Необходимо отдать должное Ливену, который, отвергая все ориенталистские объяснения (скажем, указания на исламский и не-европейский ха- рактер Оттоманской империи), подробно обсуждает ситуацию в Турции, например, роль христи- анской буржуазии в функциони- ровании имперской экономики или геополитическую слабость Великой Порты, открытой втор- жениям с Севера через Балканы. И хотя скромные выводы Ливена, который указывает прежде всего на определенный интеллектуаль- ный климат Турции, в котором просто невозможен был свой Петр Великий (не говоря уже о Екатерине II), не решают про- блемы полностью, любопытна сама постановка вопроса. В совершенно иной плоскости находится сравнение Российской Империи с Империей Британ- ской. Прежде всего следует отме- тить, что в контексте англоязыч- ной литературы по империализму работа Ливена действительно вы- глядит ревизионисткой. Ливен не только уделяет достаточное вни- мание континентальным импери- ям, напоминая англоязычным ис- торикам (порою убежденным в том, что первая мировая война началась исключительно из-за соперничества Британии и Гер- мании), о возникавшем в пред- дверии этой войны вакууме вла- сти в Центральной Европе и анг- ло-российском соперничестве в Средней Азии ("большая игра"). Ливен анализирует и внутрен- нюю структуру Британской им- перии, в частности, такие мало- популярные темы, как начальное испытание имперских методов в Ирландии, включая убежден- ность британцев в своем праве на захват территорий, в недостаточ- ной степени эксплуатируемых автохтонными "дикими народа- ми", федералистские идеологии, которые предполагали создание Британской имперской федера- ции Белых Доминионов, перифе- рийное положение Британии в Европе, что в немалой степени роднило её с Россией и гаранти- ровало возможность эффективно- го сопротивления как Наполеону, так и Гитлеру. К сожалению, оп- ределенные структурные сравне- ния, как, например, сопоставле- ние Украины и Шотландии, оп- равданное языковой и культур- ной ассимиляцией (в особенно- сти, элит), открытости имперских коридоров власти для представи- телей как Шотландии, так и Ук- раины, не вошли в число приори- тетов Ливена. С другой стороны, некоторые параллели и сравнения Ливена скорее смущают своей непосле- довательностью. Так, например, Рецензии 576 автор предлагает довольно любо- пытную датировку "рождения" Российской Империи, которую, впрочем, поддерживают и такие историки, как Р. Г. Скрынников. Известно, что большинство исто- риков империи датируют ее воз- никновение 1550-ми годами, временем завоевания и инкорпо- рирования Казанского и Астра- ханского ханств. По Ливену (и Скрынникову), уничтожение Иваном III Новгородской Рес- публики и насильственное пере- мещение ее элиты предоставило в распоряжение Московского ве- ликого князя ресурсы, необходи- мые для создания и поддержания все расширявшегося имперского государства, в частности, путем предоставления новгородских земель московским служилым людям. Ливен пытается найти похожие события в Европе, упо- миная походы против альбигой- цев во Франции и уничтожение чешского землевладельческого класса Габсбургами в начале ХХ века. Парадоксальным образом, Ливен отвергает эти сравнения – ни ереси (sic!), ни восстания про- тив великокняжеской власти, со- гласно автору, в Новгороде не было. Еще более парадоксальным кажется утверждение Ливена о том, что наиболее близким объ- ектом для сравнения является... "политика первого китайского императора, чья... резкая гомоге- низация территорий заложила основания централизованного имперского правления, которое продлилось тысячелетия". Дело даже не в том, что в Китае эпохи Цинь Ши-Хуаньди не было и не могло быть коммерческой сред- невековой республики, сопротив- лявшейся централизирующим усилиям князя – собирателя зе- мель. (Возможно, параллель, хотя и слабая, с усилиями правителей Бранденбурга – будущей Прус- сии, была бы более оправдан- ной?) Скорее, сама попытка сравнивать государства, принад- лежащие к разным цивилизаци- ям, отделенные друг от друга ты- сячелетиями, лишь на основании того, что оба государства впо- следствии будут названы "импе- риями", не очень результативна и может вполне вызвать отторже- ние даже у читателя, наиболее расположенного к компаративи- стике. Сказывается, вероятно, и некоторая непоследовательность автора, с одной стороны, утвер- ждающего "уникальную позицию России в сравнении как с азиат- ской, так и с европейской поли- тическими традициями", а с дру- гой – всемерно подчеркивающего европейский характер культуры и институтов Российской империи, в частности, ее аристократии, не- которым членам которой и по- священа книга. Подобная неяс- ность приводит к далеко идущим сравнениям, в то же время упус- Ab Imperio, 3/2001 577 каются ценные параллели в Ев- ропе. Любопытно обращение Ливе- на к известному тезису о том, что в России формирование империи, начавшееся с завоевания Иваном Грозным Казанского и Астрахан- ского ханств в 1552-1556 годах, предшествовало формированию современной нации и, более того, затруднило это формирование. Это мнение, в частности, разде- ляет Джоффри Хоскинг в извест- ной работе "Россия: народ и им- перия, 1552-1917". Представляет- ся, что Ливен прав, указывая на необыкновенную для Европы го- могенность Московии до этих за- воеваний, обеспечивавшуюся ди- настией, культурой, литератур- ным языком и религией, и таким образом в некоторой степени де- завуируя упомянутый тезис, по- скольку речь может идти о прото- национальном государстве. В то же время, сам автор указывает на наличие факторов, ставящих под сомнение подобное единство – в частности, сохранение опреде- ленной автономии Новгородом и остатками удельных княжеств. По всей видимости, следует об- ратить внимание на положение других "составных" государств в Европе, чтобы прояснить вопрос формирования нации внутри им- перского государства. Так, до 1918 года не сущест- вовало политического тела Авст- рии, которая была разделена на различные наследственные земли (Erblande) Габсбургов. Венгрия, в свою очередь, включала в себя значительное количество земель, населенных славянами, а Хорват- ское королевство всегда было ас- социировано с Венгрией в мо- нархии Габсургов. Тем не менее, наличие сильных, ограничиваю- щих власть династии сословий и их представительных собраний сыграло огромную роль в транс- формации этих композитных го- сударств на заре Нового Време- ни. Ливен дает в своей работе глубокий анализ значения сосло- вий; по мнению рецензента, страницы, на которых автор сравнивает британское, венгер- ское и российское дворянство в контексте составного государст- ва, относятся к наиболее удачным в книге. Выбор автором "империй для сравнения" вполне понятен – Британская Империя являлась не только классическим примером заморской империи, но и круп- нейшей и наиболее значимой; Габсбургская Монархия – бес- спорный член континентального клуба европейских монархий, как и империя Романовых. Неясно, насколько продуктивным может быть сравнение последней с им- перией Оттоманской, в силу от- меченного самим же Ливеном се- куляризма Российской империи и традиционного исламского по- нимания государства османами. Рецензии 578 Можно было бы представить, что Японская Империя могла бы быть любопытным контрастом как для европейских континен- тальных (в силу запаздывающей и потому ускоренной модерни- зации), так и для европейских заморских империй (в силу гео- графической удаленности владе- ний). Следует отметить очевидные заслуги работы Доминика Ливе- на – его превосходный стиль, что является немалым достоинством исторического трактата в четыре- ста пятьдесят страниц, порази- тельная широта взгляда и эруди- ция, попытка вернуть определен- ную легитимность истории меж- дународных отношений, вполне утраченную в наше время, когда культурная и социальная история заняла господствующее положе- ние в англоязычных исследова- ниях. Сравнительный подход в изучении "композитных государ- ственных образований" еще да- леко не исчерпал себя, как не ис- черпали себя и социально- политические процессы, создаю- щие такие образования, чему яр- кий пример – превосходно впи- санный Ливеном в контекст изу- чения империй процесс развития Европейского Сообщества. Эта книга, безусловно, должна занять видное место на полках истори- ков. Alfred RIEBER М. И. Семиряга. Коллабора- ционизм: природа, типология и проявления в годы второй миро- вой войны. Москва: РОССПЕН, 2000. 863 с. Throughout history conquest states have been based not only upon coercion but also to a greater or lesser degree on a mode of cooperation or at least acquiescence on the part of the subordinate population . Accommodation has taken many forms. The most stable and long-lived conquest states have sought to co-opt and integrate local elites into the ruling classes. As a political tactic this approach has offered distinct advantages over physically exterminating them. Cooptation facilitates in several ways the rule of the power center over its periphery. Using local elites to administer their own people helps to diminish the humiliation of foreign rule and offers opportunities for upward mobility for the talented and ambitious who otherwise might seek alternative and illegitimate paths to power. Although there are obvious material...
Referência(s)